Это всё она - Страница 42

Вдруг заросли чудесным образом кончились и уступили место поляне, за которой медленно текла река. Девушка догадалась, что это Блэкстон. Она остановилась, тяжело дыша, и обернулась. К ней приближался Хуан. Подойдя ближе он хрипло сказал:

— Ради Бога, Дора, не убегай от меня! Я не хочу делать тебе больно… и никогда не хотел…

— Тогда чего же вы хотели? — Она едва узнала свой дрожащий голос, но ничего не могла с ним поделать. — Я устала от ваших бесконечных обвинений! Мне надоело, что со мной обращаются как с обманщицей и воровкой, хотя я не… — Две слезинки скатились по ее щекам, и она сердито смахнула их тыльной стороной ладони. — Я только потому перестала спорить, что мне хотелось покоя…

— У тебя кровь… — Хуан вынул из кармана рубашки чистый носовой платок и приложил к расцарапанной щеке Доры. — Боже! Что я сделал с тобой, милая! — Впервые ласковое обращение было лишено насмешки.

— Хуан… — прошептала девушка, млея от его прикосновения. Ноги у нее подкашивались, и она опустилась на траву. Фламинг последовал ее примеру и сел рядом. Он убрал с ее лица спутанные волосы и неожиданно стал покрывать нежными горячими поцелуями царапинку, оставленную на бархатистой коже колючкой в зарослях, преграждавших ей путь.

— Хочешь, чтобы я перестал? — Не дождавшись ответа, он прижался ртом к ее губам.

Господи! Да разве она могла воспротивиться этому сладостному томлению и сказать «да»… Ее пальцы тонули в густых жестких волосах, черных как вороново крыло. Его губы мягко касались ее шеи легкими ласковыми поцелуями, и разум отступил перед пьянящим чувством близости. А когда Хуан придвинулся вплотную, лег и положил голову девушке на колени, у нее вырвался тихий возглас отчаяния, смешанного с наслаждением. Все слова, которые могли бы остановить его, замерли у нее на устах.

Какими темными внезапно сделались его глаза! Зрачки стали огромными и черными, как безжизненная далекая планета, а чистая голубая радужная оболочка образовала вокруг этой планеты прекрасную светящуюся корону. Дора, завороженно глядевшая в его глаза, не заметила, как рука Хуана спустила с ее плеч узкие бретельки сарафана. Почувствовав на своей обнаженной груди его теплые требовательные руки, она начала что-то протестующе бормотать, но уже в следующую секунду едва сдержала крик острого наслаждения, когда нетерпеливые пальцы добрались до нежного бугорка и стали ласкать его.

Ее тело, захваченное вихрем желания, чувственно вздрагивало в ответ на нежные, властные, дразнящие прикосновения этих пальцев; губы раскрылись навстречу горячему, захватывающему дух поцелую. Она желала Хуана так, как женщина может желать мужчину, стремясь к нему каждой клеточкой существа. У Доры больше не оставалось сомнений: она любит его. Это чувство дало о себе знать еще тогда, на пляже, но разве можно было поддаться ему? А сейчас?

— Хуан… — Она хотела запротестовать, но его имя стекло с ее губ как мед, теплое и нежное, растворенное в сладости его поцелуя. Дора попробовала воспротивиться еще раз, собрав последние крохи воли и сил: — Хуан!

— Молчи, милая, я знаю! — Он по-своему понял эту отчаянную мольбу, раздвинул ей ноги и опустился на девушку всем своим тяжелым мускулистым телом.

Дора непроизвольно подняла руки, обняла его и, движимая первобытным инстинктом, прижала к себе. Ее ладони страстно гладили его спину, двигаясь вниз по позвоночнику, ощущая тонкий шелк рубашки… Но этого рукам показалось мало: они вытащили рубашку из-под ремня и забрались под нее, чтобы ощутить теплую бархатистость тела.

И тут настал момент ее торжества: Дора услышала стон Хуана и лоном почувствовала, как его мужское естество вдруг налилось силой неукротимого желания. В это мгновение она вдруг ясно осознала, что происходит, очнулась и выплыла из омута желания, которое затопило и подмяло под себя все ее сомнения, колебания, угрызения совести и девичью стыдливость.

Пришло прозрение, обернувшееся острым стыдом, и из ее груди вырвался стон отчаяния.

На этот раз Хуан почувствовал ее боль и, тяжело дыша, откатился в сторону. Его лицо с высокими, как у индейца, скулами, покрытое от страсти румянцем, было прекрасно.

Испытывая острое чувство унижения, Дора вдруг осознала, что сидит обнаженная по пояс. Тотчас же, избегая затуманенного взгляда Хуана, она трясущимися руками стала натягивать лиф сарафана на грудь, смахнув увядшие розовые лепестки, прилипшие к нежной коже. Девушка вдыхала их пьянящий аромат, смешанный с тонким запахом ее тела и терпким мускусным запахом мужского. Это возбуждающее благоухание кружило ей голову даже в минуту глубочайшего отчаяния.

Как она смела допустить это? Дора выносила этот вопрос на суд своей совести, заранее зная приговор. Как она могла дать волю своим чувствам перед человеком, который считал ее женой своего брата? Да ведь он пытался соблазнить ее и уже не в первый раз! Разве у нее совсем не осталось гордости, что она уступала ласкам мужчины, который обзывал ее уличной девкой?

Сбитый с толку разум отказывался отвечать на эти вопросы. Девушка с трудом поднялась на ноги, желая лишь одного: оказаться как можно дальше от своего мучителя. Она сумела сделать только несколько неуверенных шагов, ничего не видя перед собой: слезы унижения застилали глаза. И вдруг почувствовала, что на плечо легла сильная рука.

— Дора…

— Пустите меня… — Она прямо-таки задыхалась. — Как вы смеете осуждать меня, когда, ни минуты не задумываясь, были готовы предать собственного брата?

— Выслушай меня, — спокойно и решительно потребовал он.